суббота, 31 июля 2010 г.

Концепция невидимого наблюдателя в культуре

Когда мы смотрим фильм по телевизору, мы вместе с оператором переносимся из одной сцены в другую. При этом, если фильм действительно хорош, нас захватывает действие на экране, и мы забываем о том, что этот фильм снят съемочной группой, что перед нами всего лишь актеры, которые играют в жизнь, а не проживают ее на самом деле. События на экране становятся для нас реальными, происходящими прямо сейчас. И мы наблюдаем их, благодаря некоему могущественному посреднику, который может оказаться в нужном месте в нужное время, услышать и увидеть то, что делают наши герои, при этом этот посредник обладает возможностью перемещаться во времени, в будущее, в прошлое, а также всегда точно оказывается в нужное время там, где происходят события, развивающие сюжет. Самое поразительное в этом, что нам все эти чудеса кажутся совершенно естественными, мы верим в происходящее, хотя в реальной жизни мы никогда не можем отслеживать развитие того или иного жизненного сюжета, непосредственно наблюдая все ключевые сцены и всегда оказываясь в нужном месте в нужное время. Мы куда менее могущественны, чем тот посредник, благодаря которому мы наблюдаем за развитием сюжета фильма.
Так почему же происходящее на экране телевизора не вызывает у нас недоверия? Моя гипотеза состоит в том, что в нашем сознании скрытно от нас самих существует концепция невидимого наблюдателя. Это позволяет нам не сосредотачивать внимание на вопросе: "Кто видит? Кто показывает нам? Кто переносит нас?". Если эти вопросы возникают, мы отвечаем на них не в логике наблюдаемых событий и не в состоянии вовлечения в драматическое действие: мы выходим из состояния погруженности в действие и говорим, что это работа съемочной группы, автора сценария и т.д. Но представим себе, что мы показываем один из наших любимых фильмов инопланетянину, у которого в сознании отсутствует концепция невидимого наблюдателя. Он замучает нас вопросами: "Чьими глазами мы видим все происходящее на экране?", "Как он переносится с одного места на другое?", "Каким образом он оказывается в нужном месте именно тогда, когда там разворачиваются значимые для сюжета события?". И ответы в стиле "это работа съемочной группы" нашего инопланетянина никак не устроят. Он спросит нас: "Чье восприятие имитирует съемочная группа? Пока я не получу ответа на этот вопрос, я не смогу верить в то, что происходит на экране!".
И мы окажемся в тупике, потому что съемочная группа фильма имитирует активность невидимого и могущественного посредника-наблюдателя, существование которого не осознавалось нами и считалось "само собой разумеющимся".

четверг, 29 июля 2010 г.

Деволюция смысла в духовной истории человечества

Перечитывая "Антропологию мифа" А.Лобка поймал себя на мысли, насколько мы стали примитивны в своей ментальной активности по сравнению с нашими первобытными предками. В нашем ментальном мире энтропия возросла в совершенно невероятном масштабе. Судите сами. В древности, когда наши предки жили в плохо построенных хижинах, занимались примитивным земледелием, охотой и рыболовством, каждое событие в их жизни, каждая деталь окружающего мира наполнялась ими смыслом и помещалась в пеструю и внутренне гармоничную ткань мифа. Это настроение сохранялось еще в начале эры. Если открыть, например, "Исповедь" Августина Блаженного, можно увидеть, как он старается в каждом событии своей жизни увидеть глубокий смысл, как он каждое мельчайшее событие воспринимает как знак, который требует истолкования, и который имеет значение и глубокий смысл. Августин Блаженный и не мог думать иначе: ведь если Бог всеведущ, всемогущ и вездесущ, в мире не может быть ни одной случайной детали, а значит и человеческая жизнь, со всем обилием мелочей, которые ее составляют, может быть прочитана и интерпретирована с точки зрения истинного смысла происходящего. Сумрачное вдохновение "Каббалы", которая изыскивает тайный смысл в священном писании также возникает из ощущения, что у всего, что происходило в истории человечества, у каждого слова в священном писании есть глубочайшие слои смысла. Философия, определявшая вектор духовных поисков, в течение последних трех веков и наука, истинным пафосом которой было реконструировать базовые смысловые конструкции, лежащие в основе мироздания, также стремились искать смысл.
И до самого конца двадцатого века поиск истинного смысла считался весьма престижным и абсолютно необходимым видом деятельности. В каком-то виде эта культурно-духовно-ментальная тенденция сохраняется и в наши дни.
Но приблизительно с середины двадцатого столетия, и особенно в двадцать первом веке, духовную и ментальную жизнь человечества начинают определять другие, прямо противоположные тенденции.